Полинька Сакс - Страница 22

К оглавлению

22

Сакс видел это и грустно улыбался.

— Александр Николаич, — сказал он, обращаясь ко мне с видом упрека. — Я не ожидал от вас, что вы станете пугать бедную Полину Александровну. Что за вечные записочки? Что за толки о роковом сроке, о страшном свидании? Или мы живем в Мексике или при феодальном правлении?

Я хотел отвечать.

— Речь ваша впереди, — сказал он с некоторою досадою. — Мне надобен был этот месяц, чтоб наблюдать за вами и кончить одно дело. Полина Александровна, — тут он встал со стула. — Вы совершенно свободны. Вы более не замужем.

Он подал мне бумагу. Ты понимаешь, что это такое было… Где найти благодарность, достойную этого великодушного человека!..

— Теперь же, — сказал он Полиньке, — вы поедете к матушке вашей на дачу. Я предуведомил ее, и послезавтра вы поедете за границу. Князь Александр Николаич возьмет отпуск и найдет вас там.

— Я выйду в отставку… — чуть мог заметить я с глупейшим видом.

— И прекрасно, — отвечал Сакс. — Тысячи глаз будут смотреть на вас в надежде потешиться скандалом. Обвенчайтесь без шуму и живите долее за границею.

Только в эту минуту разобрала Полинька все величие поступка своего мужа. Бледная как смерть, она упала к его ногам и плакала перед ним так, как плакал я в тот вечер… ты помнишь.

Я стоял как дурак, ноги мои не двигались, язык не шевелился. Сакс хотел поднять Полиньку, она не вставала с пола, противилась ему, как делают упрямые ребятишки. Сцена эта была слишком тяжела для Константина Александрыча: он отошел от Полиньки.

Он подошел ко мне, и голос его, резкий, быстрый короткий, торжественно раздался в пустой комнате, как команда ловкого начальника перед неподвижными батальонами.

— Князь, — сказал он, — вы разом отняли у меня жену и дочь. Вы отняли жизнь мою. Не думайте, что ребенок этот даром вам достался: я не надеюсь на вас! Помните, что б вы ни делали, два глаза будут смотреть за вами, где бы вы ни были, я буду шаг за шагом следить за вами. Вы берете мое дитя — не женщину. Горе же вам, если мое дитя не будет счастливо.

Слышно было, как слова эти теснились у него в горле, он торопился высказать тяжкое свое прощание.

— Я говорю вам просто и открыто: я буду видеть всю жизнь вашу. При первой ее слезе, при первом ее вздохе, при первой ее горести — вы человек погибший.

Он повернулся и хотел выйти. Но Полинька не пускала его, загородила ему дверь, рыдала, тряслась и не могла сказать ни слова. Радость и раскаяние страшно подействовали на бедного ребенка… в эти минуты я ревновал Полиньку к Саксу.

Мы ее подняли. Во все это время я не смел сделать ни одной ласки милому моему дитяти, не смел поцеловать его.

И Полинька меня понимала.

Я видел из окна, как Сакс и старый дядька провели ее к карете, посадили, или, лучше сказать, положили ее туда.

Несколько минут в странном оцепенении я все еще ждал Сакса. Я видел, как дрожки его промчались за каретою, и все-таки не мог отойти от окна.

Если б я мог, не теперь, а лет через пять, умереть за этого человека!

. . . . . . . . . . . . . . . .

Вечером я навещал Полиньку. У нее лихорадка и головная боль. Мы плакали и целовались… от радости не умирают… Скоро, скоро! Чтоб не затянулась только проклятая моя отставка!

III
От К. А. Сакса к П. А. Залешину

Добрый мой Павел Александрыч, одним холостяком стало более. Опять я одинок, как в былые времена. Уже нет маленькой Полиньки Сакс, осталась княгиня Полина Александровна Галицкая. К ней лучше шло это коротенькое имя: Полинька Сакс.

Я люблю тебя за то, что, прочитавши это письмо, ты не заахаешь, не закричишь: чрезвычайное происшествие, неожиданное известие, а скажешь, вероятно: видно, оно так и должно быть, у этого человека мысли не в разлад с делом.

Я еду за границу: дело встретилось. Там, думаю, долго придется мне прожить. Бюджет мой сокращаю я по-холостому, наполовину, и вследствие того хочу дать тебе поручение. Коли надоест, или нельзя, или лень, так уведомь.

В отсутствие мое возьми главный контроль над моими управляющими: преобразуй их в филантропически-пантагрюэлистском вкусе. Денег мне надо меньше, можно сократить сборы.

Именьице, которое досталось мне от отца, выпусти в обязанные крестьяне, согласно новым положениям. Покопайся сам в законах, мне же, право, некогда.

Я был заботлив, но я служил. Пускай, при твоем надзоре, у моих подданных отрастут такие же животы и растолстеют физиономии, как у твоих крымских переселенцев. На первый раз довольно будет этого.

Коли ворочусь скоро в Россию, к тебе будет первый мой визит. Посетим и оракул de la Dive Bouteille, только не знаю хорошенько, о чем буду я его спрашивать.

ГЛАВА IX

I
От княгини П. А. Галицкой к m-me Аn. Красинской

Ницца, ноября 184 * года.


Я редко пишу к тебе, Annette… и знаю, что ты извинишь меня. От брата ты ведь хорошо знаешь, что мы и где живем. Мы с ним давно обвенчаны, я счастлива, только здоровье мое мало поправилось. После последней моей болезни в Петербурге я, кажется, поторопилась выезжать, а потому до сих пор больна, и больна как-то странно… У меня боль в груди и по временам лихорадка. Это бы еще ничего… только иногда случается, что я совсем одуреваю, целый день брожу как в тумане… Какие-то урывчатые мысли день и ночь бегают в моей голове, а иногда я сижу по целым часам, смотрю на одну какую-нибудь точку и ни о чем не думаю.

Чаще всего я что-то припоминаю: то грезится мне мое детство, то думаю я о первом моем замужстве, и вспоминаю все это как-то странно, бестолково… без горя… без веселости.

22